Водолазкин, Е. Г. Лавр : [неисторический] роман / Евгений Водолазкин. - Москва : ACT, [2013]. - 440, [1] с. - На обл.: Финалист премии "Большая книга".

С первых же страниц пышный зрелый расцвет ярких осенних красок смешался с образом Христофора. Как созвучно осеннему настроению, как желанно и понятно-объяснимо растворение старца в природе. Образы Христофора и маленького Арсения выписаны автором любовно, в сравнении с природными явлениями и стихиями. И множество названий трав, современному городскому человеку далеко не всегда известных, но исцеляющих тело и душу средневекового русского человека. Народные лечебные свойства трав и каменьев перемежаются легендами, поверьями, гармонично вплетёнными в канву повествования. Всему на свете находит Христофор натуралистическое и одновременно сказочно-волшебное объяснение, чему учит и Арсения. Яркими примерами тому служат размышления о душе, теле, смерти, памяти.

Одна из главных тем романа – трансформация необходимости речи и общения Арсения со страждущим и нуждающимся в нём и его целительском даре людом. На этапе взросления и становления божьего дара от общения с людьми Арсению становится легче. Став Устином-юродивым, он отрекается от почитания людей, но опять же ради служения им, ведь «ленивые и нелюбопытные» нуждаются в пробуждении. Его речью становится речь юродивого Фомы, который объясняет суть происходящего. Позже тот же юродивый Фома возвращает Устину прежнее имя Арсений вместе с даром речи. В конце своего житийного пути Арсений говорит мало, но слова его сродни «звенящему молчанию». И снова силы Арсению придают сотни людей, которых он исцеляет. Вскорости Арсений принимает постриг и отныне становится Лавром, а лавр – растение целебное, «вечнозелёное, оно знаменует вечную жизнь».     

Главный женский персонаж – Устина – появляется в жизни Арсения символично – на пороге ранней весны в конце февраля, и «воздух… озаряется светом». Эта обездоленная девочка вспыхивает недолговечным пламенем, даря тепло, уют, нежность, и тяжело, страшно уходит, превратившись в пепел, «заложную», найдя последний свой приют в скудельнице – погосте принявших смерть без покаяния. Так недолго она будет глиной в руках Арсения, «попавшего в сети князя мира сего», но определит дальнейшее течение его жизни, станет судьбой, ангелом, по капле превращая жизнь в житие. Диалог Смерти, Души Устины и Души Арсения поражает своей глубиной.

И начинается отречение. Без устали, потому что не экономишь силы; без боязни утонуть, потому что знаешь, что способен идти по воде; со словом о том, что «Божья помощь нередко посылается через деятельных людей» и этот деятельный человек ты сам. И значительна ответственность великого в своей отречённости от себя Арсения перед мучимыми болью, страданием, болезнями, грехами, потому что нелегко простому человеку «ухаживать за вшивыми и гноящимися». И не с кем Арсению разделить ответственность, потому его обжигает одиночество. Чуть позже одиночество и безмолвие перестают мучить Арсения-Устина, он лишь внимательно выслушивает беды и горести всяк к нему идущего.

В «Книге пути» читатель знакомится с юношей-итальянцем Амброджо, который, по его же теории столкновения людей друг с другом, «случайно» встретится с только что вновь обретшим дар речи Арсением. Практически на каждой странице вспыхивают своей глубиной восприятия и одновременно простотой понимания истины, на которых испокон веков держится мир: «Тот, кто включает в себя мир, отвечает за всё»; «Идти по знакам легко, и для этого не нужно мужества»; «Главная трудность состоит не в движении, а в выборе пути»; «Нет нехватки сил, а есть малодушие»; «Что человеку даётся по силе его, и есть наилучшее».     

В романе так много различных интересных находок игры звуков, слов и выражений: корова, спасающая измученного и избитого Арсения своим молоком и теплом: «что в вымени тебе моём?»; описание жителей города Жешова: «В речи жешовцев очевидно учащение шипящих. Подчас ощущаешь пресыщение». Так много переплетений событий, дат, времён, которые, на первый взгляд, совсем не вяжутся друг с другом. Читатель вместе с Амброджо из Италии XV века попадает в Россию в Псков образца 1977-го года и квартиру в Запсковье с её обитателями, видит автомобиль Победа, храм Спаса Нерукотворного Образа, русскую немку с сыном, так похожих на спасённых Арсением Ксению и Сильверстра. А как близки мысли, да они просто повторяют жизненный путь Арсения-Устина-Лавра, «без пяти минут кандидата исторических наук» Юрия Александровича Строева о «всепоглощающем чувстве» любви. И наоборот – из России XV века в Италию образца 1907-го года на свадьбу старшей сестры девицы Франчески Флеккиа, прародителем которой был брат Амброджо.       

Своеобразен авторский юмор, даже, скорее, сатира, нередко перемежающаяся аллюзиями. Так, юродивый Фома, снабдив речь выраженьицем «твою дивизию», объясняет русскому человеку, что он «не только благочестив, но и ещё бессмыслен и беспощаден» (читай «Капитанскую дочку» А. С. Пушкина). Образ поэта считывается в романе ещё не раз. С не меньшим юмором и сарказмом относится автор и к представителям итальянской стороны: итальянцы, узнав, что на Руси ждут конца света, никак на это известие не отреагировали, потому что у них и без этого уйма всяких важных дел, к тому же, раз конец света непосредственно им не грозит, то не стоит по этому поводу и заморачиваться.

Лавр достигает своей цели: в июне, когда природа готовится к плодоношению, в его жизнь приходит сирота Анастасия – материализация Устины, от которой отвернулся и проклинает каждый. С рождением её сына приходит к Лавру смерть. Массы народа собираются, чтобы проводить Арсения-Устина-Лавра в последний путь; узнаются те, другие, пятые, десятые, сотые, стовосемьдесяттрёхтысячные. Среди них купец Зигфрид из Данцига, сокрушающийся и не понимающий русский народ, чем вызывает недоумение кузнеца Аверкия, и на свой вопрос «А сами вы её понимаете?» получающий потрясающий одновременно простотой и глубиной ответ: «Сами мы её, конечно, тоже не понимаем».  

Манн Ирина, методист

Центральной районной библиотеки им. Г. А. Пирожникова